100 лет – это и для целой страны эпоха! Что уж говорить о человеческой судьбе, где каждое мгновение – поворот. Потому нам кажется несправедливым рассказывать о жизни и судьбе великой женщины вскользь и через призму журналистского восприятия. 

Пусть со страниц нашей газеты это сделает сама Татьяна Никитична: 

… Папа домой с первой мировой вернулся: на одной ноге сапог, на другой – лапоть. Такой он у нас был! Уважали его люди в деревне. В то время в Богомоловке (Уинский район) промартель была: делали из дерева тюряки, корыта кухонные и для стирки, лопаты. Отец, Никита Власович, был до войны там мастером. Ну, и вернулся - опять же мастером заступил. Решил он дом выстроить новый – как-никак трое ребятишек нас росло. Всей Богомоловкой выстроили дом: невысоконькой, но широконькой. Сараи, конюшню, баню – всё как полагается. А тем временем и семья подросла – вот уже нас семеро. А отец у меня ходовый был – чего задумает, так уж обязательно добьётся! 

А задумал папа новую избу поставить. Походил-поездил – выбил разрешение лесу на избу нарубить. И стали мы с ним в лес ходить по ёлки. Мне в ту пору 9 лет было. Так вдвоём и пилили, а жеребец Воронко возил. Молодой тоже был: по первости по одному стволу возил, потом стал по два, а совсем подрос – хорошо справляться начал. 

Ну, вот, всю зиму мы с папой ёлки пилили да возили, а по весне срубил папа пятистенок. Думал, позовёт помочь изладить дом деревенских, а расплатиться планировал тёлочкой. А тут вдруг – колхозы! Отец из промартели в колхоз ни за что не пошёл, так ту тёлочку у нас забрали в колхоз, закололи да на обед работникам скормили. Срубы тоже вывезли да на дрова испилили, да в печах истопили.

 

Помалу-помалу исполнилось мне 16 лет. А родители всё в колхоз не идут. Так меня в управе колхозной загоняли: со сводками да с отчётами то в сельсовет, а то и в район день-деньской бегала. Вот и в очередной раз отправили со сводкой в соседнюю Чесноковку в сельсовет. Сдала я сводку-то, бегу обратно. А осень. Тёмно, грязно… И как раз в ложок спускаюсь, он делил чесноковские и богомоловские земли пополам. Летю, значит, и чувствую: кто-то схватил меня в ношу! Тут кричи-не кричи всё одно – никто не услышит. Я извернулась, да и укусила его в нос. Он в крик, а я бежать! Не знаю, чё хотел… А на следующий день по носу-то все и узнали, что Васька летат за Танюшкой. 

Всю дорогу я от него хоронилась, как ястреб, меня караулил. А тут разнарядка на лесозаготовки пришла на 5 человек. Ну, и меня, раз не в колхозе, в лес отправляют. А я и рада – лишь бы от сводок колхозных да от Васьки-ирода подальше, а то ведь замозолил бы он меня. 

Приезжаем мы в лес, а там барак для житья общий, баня да конный двор. И народу мнооого! Определили меня в бригаду на ледянку: по берегу пеньки вырубать, землю зачищать да водой заливать, чтоб морозом прихватило и выровняло. Иду как-то с топором, а навстречу мужик, наш, деревенский. Танюшка! – обрадовался, - Айда к нам работать! Оказалось, мужик этот начальник участка, набирал бригаду лесорубов. А я и рада! Пришли с ним в бригаду, а пильщики недовольны: какой, мол, толк с этой пигалицы? Ну, я взъерепенилась, говорю одному, Ванькой звали: «А ну, давай-ка спилим с тобой вон ту ёлочку!» Взял он пилу, идёт, посмеивается. А мне-то что – я с 9 лет с отцом пилила! Вот спилили мы с Ванькой одну ёлку, вторую, третью… Не заметили, как вечер наступил. Наутро Ванька подходит ко мне и говорит: «Тань, не уходи, работай со мной, я ничего лишнего тебя делать не заставлю. Только оставайся!» 

И так мы с Ванькой приноровились работать, что за нами рубщики веток не поспевали: пока они 3 ёлки очистят, мы уж 5 повалим!

Тут и весна подошла. Все по домам поехали, а я – ни в какую! Как ни уговаривал начальник. Здесь, - говорю, - останусь. Только дайте мне какой работы! Определили меня баню топить. Ванька тоже домой поехал, просил дождаться. Лето незаметно пролетело, вот и Ванька приехал. По-быстрому сформировали бригаду – и снова в лес, ёлки валить. Только в ту зиму меня придавило. Как уж я не убереглась, вроде опытная была уже? Здорово меня суком придавило. Ладно, хоть вскользь задело, но в больницу всё же попала. Там меня быстро отходили, недельку дома пролежала – да снова в лес. 

Вторая весна пришла. Меня начальник снова домой гонит, а я не хочу. Говорит он мне тогда: «Ладно, вот заборонишь поле для кадровых лошадей, а потом всё равно – домой!» Дал он мне кадрового тяжеловоза, Бадом его звали, копытища! – больше, чем этот коврик. Запрягли его, 4 бороны зацепили и давай боронить. Начальник потом ушёл, я одна боронить продолжила. Совсем чуть-чуть оставалось. Вдруг Бад встал и не шелохнётся! Я его и так, и эдак дерьгала - стоит, скотиняка! Пошла уж за вицей, тут начальник идёт. Увидал, как я вокруг Бада прыгаю, засмеялся: «Танюш, это ж кадровый конь, а кадровые кони по расписанию работают: 2 часа отпахал – стоп! И ничем ты его не сдвинешь, пока время не выйдет».

 

Приехала я домой, уговорил-таки начальник. И решили мы с младшей сестрой Клавкой завербоваться на работу. Отправились на станцию Чернушка. Там нас и нашёл вербовщик на строительство Дома быта в Свердловске. Приехали мы в Свердловск, там нам дали общежитие, постельное, робы – всем обеспечили. 

Клавку мою вскорости один хохол попёр – замуж она выскочила. Все вместе на стройке и работали. Да по вечерам шабашили в подсобниках у штукатуров. Хорошо платили – 1 рубль в час! К осени я уже бригадиром была, и величать меня стали Татьяной Никитичной. И вот случилось так, что нужно было соседний корпус просушивать, печи топить. Работа дешёвая – еле отрядила нескольких девушек, а уж подвал сама топить вызвалась. Вот пошла я вечером дров подкинуть, присела у печи на лавчонку узенькую… Тут и крах мне пришёл…

Новости Кунгурского края ©kungur-krai.ru