На заводе сейчас тяжёлые времена. За последние 2-3 года по ряду объективных и субъективных причин завод оказался в очень тяжёлом финансовом положении. Введена процедура внешнего наблюдения, которая вводится, когда предприятие не может обслуживать свои обязательства. Процедуру наблюдения инициировал основной кредитор завода – Сбербанк РФ. Сбербанк начал поднимать этот вопрос ровно год назад. Он долго работал с менеджментом предприятия по поводу возможности выхода из сложившейся ситуации на договорных условиях, но, не получив результата, пошёл в суд.

В 2004 году, когда мы по инициативе группы инвесторов пришли к управлению машиностроительным заводом в Кунгуре, предприятие было точно в таком же состоянии. Завод работал с убытком, и его долг был равен сумме реализации продукции за 2003 год – 480 млн рублей. Работающих на тот момент было1400 -1500 человек.

К 2008 году ситуацию мы поправили - объём реализации продукции Кунгурского машиностроительного завода  совместно с Ишимбайским заводом (чтобы не вкладывать деньги в увеличение мощностей предприятия и выполнять поступающие заказы, решили объединить два этих предприятия – И.А.) достиг 100 млн долларов. Или 2900 млн рублей.

С 2011 года Кунгурский машзавод вновь начал генерировать убыток. Причина лежала в основе бизнес-процесса. У нас сформировались очень большие постоянные затраты (содержание зданий/сооружений, зарплата работников завода). На сегодняшний день постоянные затраты предприятия составляют 25 млн рублей в месяц. Чтобы сработать хотя бы в ноль (без убытков), надо ежемесячно получать добавленной стоимости как минимум 25 млн рублей. А этого не происходит…

Все экономисты знают, что в данном случае есть только две «таблетки»: снижать затраты и наращивать доходы. И принимать их нужно одновременно.  Но рынок падал, начиная с 2013 года. Нарастить доходы на падающем рынке мы не смогли. Так же, как не смогли интенсивным способом сократить затраты. По разным причинам. Но больше всего по эмоциональным – ведь ещё недавно мы продавали продукции на 100 млн долларов, и это позволяло нам зарабатывать прибыль, не сокращая персонал. Теперь же предстоит сокращаться.

Говоря о сокращении персонала, стоит заметить, что машиностроение – это такая отрасль, где всю добавленную стоимость делают люди. Мы, грубо говоря, покупаем металл за 3 рубля, прикладываем к нему руки, мозг, действия людей и продаём за 300 рублей. В отличие от химического, нефтяного, металлургического и других бизнесов, где всё решают технологии,  в машиностроении всё решают люди. Чем выше их квалификация, тем более интенсивной будет добавленная стоимость.

Как только мы выпускаем новый агрегат, мы не ощущаем конкуренции вообще никакой – мы становимся уникальными на какой-то период времени.

Рыночные позиции. - Нынешним летом завод находился в двухмесячном простое не по причине отсутствия заказов, а по причине нехватки оборотных средств. Заказы на сегодняшний день есть, и крупные (на сумму до 300 млн рублей), и средние (10 - 28 млн), и мелкие. На подходе ещё есть контракты. Это самое главное сейчас – нам необходимо восстанавливать рыночную позицию предприятия. За последние два года она очень сильно пошатнулась. По большей части из-за того, что поменялся сам рынок. Если раньше мы могли брать предоплату, используя её на оборотные средства, то сейчас денег в стране нет. В результате,  нет и у нас оборотки.

Многие уповают на программу импортозамещения, появившуюся в России в ответ на западные санкции. Но для нас это ничего не меняет. Мы выпускаем средство производства, и наше средство производства употребляют наши компании. Американцы не умеют работать на наших средствах производства, их станки привязаны к их технологиям бурения. А наши – к нашим технологиям. Так что нашими потребителями как были, так и остаются страны СНГ и нефтегазовая отрасль России. 

Единственным нашим конкурентом в производстве буровой техники был до недавнего времени Китай. Но с тех пор как рубль упал по отношению к доллару, китайские цены стали неконкурентоспособны по сравнению с нашими.  

А падение цены на нефть на мировом рынке для нас больше благо, чем угроза. Для того чтобы обеспечить определённый объём ВВП, при падении цены на нефть наше государство вынуждено компенсировать  полученные объёмы денежной выручки за счёт увеличения добычи. Чем ниже цена на нефть и газ, тем больше надо нашей стране добывать нефти и газа, а увеличение добычи влечёт за собой увеличение потребления нашей продукции, то есть средств производства для бурильщиков.

Так что для нас сегодня реально прекрасный рынок.

Остановить маятник. - Нам неинтересно на самом деле, какая цена на нефть, нам интересна стабильность. То есть, как только начинает качаться цена, или происходит какая-то динамика вниз или вверх, наши потребители не покупают нашу продукцию, потому что это – инвестиционная составляющая. Они ждут, когда всё стабилизируется. Пусть на низких ценах или на высоких, лишь бы это было стабильно. И поэтому сейчас, когда цена нефти падает, курс рубля меняется, для нас наступили не лучшие времена. Но понимание процессов в меня лично вселяет большой оптимизм. Мы не тыкаем пальцем в небо – мы понимаем, что делаем.

На самом деле, банкротство юридических лиц – совсем не повод для паники. Это стандартное мероприятие в мире бизнес-отношений. И если бизнес востребован, если он необходим как производитель какой-то продукции, не как место, куда люди приходят заработать свою зарплату, а именно как производитель востребованной продукции, то банкротство ему не страшно.

На сегодня машиностроительный завод в Кунгуре генерирует необходимую для экономики страны продукцию. Без него нефтегазовая отрасль имеет огромные риски. И это предприятие объективно настолько глубоко и настолько прочно встроено в экономику страны, что даже если кредиторы, владельцы или ещё кто-либо захотят  его остановить, внешняя среда не даст этого сделать. Например, есть тело человека, в нём есть печень - плохо ли хорошо ли она работает, но без печени человек не живёт. Так и Кунгурский машиностроительный завод, независимо от каких бы то ни было внешних факторов, настолько необходимый орган нефтегазовой отрасли страны, что это даёт нам уверенность, что с предприятием не случится ничего плохого. 

Реструктуризация. - Да, вполне возможно, мы неправильно управляли. Нам надо было в 2010 году упереться в сокращение затрат и не набирать долги перед банками. Предприятие тратило денег больше, чем зарабатывало. У того менеджмента, который был на протяжении последних пяти лет, была цель – сохранить весь трудовой коллектив, в надежде на то, что рынок поднимется. Но этого не случилось. И, даже несмотря на то, что после благоприятных для предприятия 2007-2008 годов вся прибыль была оставлена в оборотных средствах, деньги благополучно проедены, и вновь накоплены долги. 

Выход в настоящее время видится только один – реструктуризация бизнес-процессов, над проектом которой мы сейчас работаем. Так как без чёткого понимания планов и действий предпринимать ничего не намерены. Да, будет некое сокращение штатной численности, но будет и увеличение на каких-то участках. Думаю, что начать процесс реструктуризации мы сможем не раньше октября-ноября.

А пока предприятие «Кунгурский машиностроительный завод» работает – выполняет заказы по имеющимся контрактам. Что касается мирового соглашения с банком, инициировавшим введение внешнего наблюдения, то мы уже сформировали ситуацию, при которой большинство из условий этого соглашения удовлетворяются. Пока не выполнили только одно из них – поиск финансового и стратегического партнёра, необходимого нам для реализации уже большой производственной программы. Сейчас мы находимся в переговорах с десятком финансовых институтов разного уровня. Ни одного отказа пока нет. 

Возможно, кто-то из наших крупных потребителей будет готов взять на себя ответственность за нефтегазовое машиностроение России. Ведь как ни крути, потенциально наше предприятие  - прибыльный бизнес. В этом легко можно убедиться, посмотрев отчётность по международной системе.