Когда началась война, Валентине РУСИНОВОЙ, уроженке Юго-Осокино (с. Калинино) было 10 лет. О том как жили и работали в тылу в лихие военные годы, сейчас записывает Валентина Александровна в обычные общие и тонкие школьные тетради.

Продолжение. Начало в № 19 от 8 мая
ПРОВОДЫ. Каждый парень, уходя на фронт, делал прощальный вечер. Как и мой брат Миша. Колхоз выдавал по 10 кг муки, чтоб испечь хлеба на проводы. Если была водка в сельпо, то по разрешению сельского совета выдавали 1 литр водки. Но чаще на проводы делали свою бражку из сахарной свеклы, которую все садили помногу. 
Жарили тушку гуся - целиком. Сначала набивали ее ячменной вареной крупой с мясом, луком и зашивали нитками.
На проводы приходило очень много молодежи и родственников. До утра пели, плясали, было несколько гармонистов. До пьяна никто не напивался. Парни не курили, были хорошие - пели песни и плясали. А мама и родные ревели втихаря, знали, куда отправляют сыновей...
Перед утром Михаил запел песню, и все ее подхватили, со слезами на глазах:
Последний нынешний денечек
гуляю с вами я, друзья.
а завтра рано на рассвете
заплачет вся моя семья...
На утро подъехали за ним на лошади, взяли котомочку на дорогу и всё. До военкомата шли пешком с гармошкой. Народу было очень много. Из военкомата Тятя на лошади «Чародейке» свёз Михаила с друзьями на станцию «Ергач».

ЭЛЕВАТОР. Зимой обмолачивали яровые хлеба. Зерно сортировали, сушили и везли сдавать государству на элеватор за 40 км до Ергача и за 50 км до Кунгура. Возили на лошадях обозами по 10-15 лошадей в раз. На первой лошади сидит старшина обоза - Тина Кочергина (Ботина), на остальных мы, подростки 13-14 лет.
На сани, дровни клали толсто сена для лошадей. На сено укладывали мешки, их сверху закрывали рогожей и перевязывали веревками. Мы были голодны, но не смели дорогой развязать мешок, чтоб поесть зерно или горох...
Привезем зерно на элеватор, мешки с зерном берем по два человека и заносим взвешивать на весах. Взвешают, сверят с квитанцией, а потом мешки с зерном по трапу надо поднимать высоко вверх и высыпать содержимое. Вот тогда успевали брать зерно горсточкой и на ходу есть его.
Кладовщик, инвалид войны без одной руки - видит, что мы голодные, усталые и жалеет нас.
Когда мы собираемся ехать обратно домой, этот кладовщик почерпнет нам на дорогу гороха или пщеницы 2-3 кг, чтоб мы поели. Если жив этот человек, дай Бог ему здоровья, а если умер - Царствие ему небесное...
А мы всем обозом заезжали ночевать в Дом заезжих на Ергаче, т.к. за день не успевали - на элеваторе были большие очереди, чтобы сдать зерно. Распрягали лошадей, укрывали их рогожами. Хорошо привязывали, чтоб они не спали, а то лошадям будет холодно. В доме была печка и большие нары (полати) в два ряда. Ставили на печку большой чайник, кипятили воду с веточками смородины, малины, которые всегда возили с собой. И варили горошницу из того, что кладовщик дал. Прямо из чугунка все вместе ели - ох, и вкусно было!
Пшеницу жарили на сковороде, остужали и брали ее с собой по карманам. Путь был длинный, ехали 5-6 часов. Зимы были суровые, холода под -40. Едем и замерзаем. Как совсем замерзнем, соскакиваем и бежим за санями. Во главе обоза старшина - женщина, завернувшаяся в тулуп - понужает свою лошадку побыстрее бежать, чтоб и мы быстрей бежали и согрелись по дороге. Когда согреемся, садимся по 2-3 человека, чтоб тепла на дольше хватило. Начинаем есть жареную пшеницу. И печеную картошку - ее в дорогу с собой за пазуху брали, чтобы не замерзла. Хлеба ни у кого не было... Брали с собой кусок вареного мяса - зимой мясо было почти у всех. Держали много овец, корову, теленка, кур, гусей. Свиней не держали - нечем было кормить.

ОВЦЫ. Все старались помочь фронту, как могли. Кто-то давал деньги, шубы, валенки, варежки, шапки, овощи, мясо, масло... У нас денег не было. На фронте воевали 5 родных братьев. Вот наш Тятя решил сдать последнюю корову в фонд обороны. Так и сделал. Мы остались без коровы и без молока. А дети маленькие хотят есть - просят молоко. 
У нас было четыре овцематки с ягнятами - я стала доить овец. Молоко было очень жирное, сладкое и липкое. Овечье молоко сдавали на молзавод. Там из него делали брынзу и отправляли на фронт в госпитали. Ей лечили солдат. Сушили и посыпали раны - они быстро заживали.Овечью шерсть пряли, вязали варежки, носки.
Наш колхоз «Трудовик» купил шерстобитку, которую установили на ул. Азина. Пимокатная мастерская тоже была на нашей улице. Вечерами мы, молодежь, собирались у кого-то вечеровать и пряли шерсть. Парни скали клубки, помогали нам. Девчонки вязали варежки и носки. А потом отправляли на фронт, в детдом и на Белую гору в дом инвалидов, раненым солдатам и всем, кто нуждался.

МЕЛЬНИЦА. На муку рубили кору липы, дуба - настрогаем топориком коры, мелко нарубим на чурбаке, высушим в печи - и идем молоть на мельницу. На мельнице всегда была очередь. Все мололи суррогат. Рядом с мельницей на берегу стояла изба - куда собиралось много-много народа из деревень. Бывало, и с ночевой. Я не раз мыла пол в этой избушке. Как-то пошла к хозяйке мельника за ведром, чтоб в избушке полы помыть. А она свое крыльцо из этого же ведра моет. Говорит, подожди. Я помогла ей домыть крыльцо, да еще и воды чистой из реки принесла. Хозяйка была очень довольна, сказала мне «спасибо» и дала краюшку хлеба, которую я унесла домой на гостинцы. А мельник в это время смолол суррогат. 
В следующий раз, когда я приходила молоть, мельник запоминал мой мешок с суррогатом. Меня попросит из речки воды наносить, чтоб воду для свиней нагреть. Или свиней покормить.(На мельнице было дано задание выращивать несколько свиней для государства. Из пыли от муки, оседавшей на стенах, делали свиньям мещанку). Пока я кормила свиней, мельник смолол мне без очереди. Отдал мне мой мешочек и говорит:
- Пусть мать шанежки вам состряпат, дорогой не развязывай и не рассыпь.
Я не догадалась, в чем дело. Принесла домой маме мешок с суррогатом со словами:
- Мельник велел шанежки стряпать. Пошутил надо мной...
Мама развязала мешок и встревожилась:
- А ты не спутала с чужим суррогатом? И не у свиней ли ты муку взяла?
Я сказала, что не было такого, а мама заплакала, и стряпать не стала.
На другой день, пока мы полоскали белье на речке, мама пошла к мельнику, а зачем, не сказала. Когда приехали с речки домой, мама завела маленькую квашонку, добавила «суррогату», испекла шанежки, не похожие на бывшие лепешки.
Я так и не знала, в чем дело. Только мама наказала, что у мельника без спроса ничего не брать и не делать.
- А полы мыть, можешь и сама спрашивать.
Пока я что-то делаю, мельник мой мешок развяжет, смелет мой суррогат, а на низ мешка вместо суррогата сыпнет немного муки, что сметали со стен. Только мама об этом знала. Вот так наши лепешки суррогатные понемногу стали белее. Мельник пожалел нас - наши дети были всех худее. А наш тятя был тогда председателем колхоза, нас держали очень строго...

ХЛЕБ. Мы с девочками бегали купаться на пруд к верхней мельнице. Бежим домой через поле, а у дорожки - ржаные колосья. Их втоптали, когда ходили по полю. Девочки стали эти колоски собирать в подол платьев. Мне говорят:
- Собирай тоже.
Я боюсь, что тятя с мамой меня заругают, не собираю. А девчонки мне:
- Дурочка, они оба на работе. Приди домой, изомни, провей и кашу сварите, хоть сыты будете с ребятами, а то ведь с голоду скоро умрете.
Я собрала несколько колосьев, штук 20, завернула в фартук, и принесла их домой. Села на лавочку в огороде и стала колосья в ступе толочь. Тятя даже побелел от ужаса, когда увидел меня за этим занятием. Спросил, где я взяла колоски, я все рассказала.
- Я тебя сейчас не накажу, - сказал отец, - а если еще раз узнаю, что хоть горстку зерна принесете домой, сам сведу в милицию, скажу, что украли. Вас посадят.
Тогда за унесенное зерно давали пять лет тюрьмы...
Как велел отец, из ступки я высыпала содержимое всё в тот же фартук и снесла на склад кладовщику. Сказала, что украла с поля, у дорожки колоски собрала. А сама реву от стыда и от голода. На складе работали старушки. Они и говорят:
- Андрияныч сам мрет от голода, и ребят заморил, хоть бы им дал поесть... Иди в избушку, там жарено зерно есть на печке. Поешь. И каждый день приходите с ребятами и ешьте здесь зерно. Да отцу не говори.
Мы охотно шли работать на склад, веяли, сортировали, поднимали наверх ведерками семенное зерно. Нас подкармливали зерном и горохом. Но нам, детям, на всю жизнь запомнились эти колоски с дороги...

Наши передовики, работавшие на жатве: 
моя мама, Теплякова Агния Ивановна, Кетова Саша, Ситникова Анна Никифоровна, Ситникова Капа, Кетова Матрена Федоровна, Оносова Анна, Гребнева Анфиса, Антонова Татьяна, Шипиловских Клавдия(?).

молодые женщины-ударницы: Теплякова Елена Петровна, Мальгинова Анна Александровна, Россихина Апполинарья Ивановна, Крохалева Ольга, Горохова Клавдия, Огнева Анна Андреевна, Ситгиковы Елизавета и Саня, Попова Анфиса, Полякова Мария (?), Шипиловских Елизавета, Тепленина Александра Васильевна.

Наша детско-молодежно-подростковая бригада: братья Ситниковы из Пеньковой – Саша, Коля, Алеша. Кетовы – Павлик и Николай. Костылевы – Вася, Сергей, Николай. Березкин Миша из 3-го Сулака. Гороховы – Павел, Сеня, Коля. Костров Паша, Крохалев Саша, Огнев Володя, Оносовы Ваня и Саша, Вася Безводинских, Братья Красновы, Паша Михеев.
И мы, 4 девчонки: Нина Теплякова, Соня Россихина, Валя Теплякова и Маня Коноплева.

ОТ АВТОРА. Уважаемая редколегия, редактор. Если что-то понравится, напечатайте в газету. Я думаю, что есть еще кто-то живой из нашей молодежной бригады. И приятно будет вспомнить свою молодость. У всех наверняка были и есть дети, внуки - пусть читают и знают о своих родных. Извините, пишу плохо - мне 82 года. С уважением ко всем, РУСИНОВА Валентина Александровна, бывшая Теплякова Валя из первого Сулака (ул. Азина, с. Юго-Осокино). А живу я уже 59 лет в Березовском районе, с. Заборье.

©kungur-krai.ru